Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко
Не менее десятка доносов именно от него, ежели судить по корявому размашистому подчерку, да ещё и с превеликим множеством грамматических ошибок…
Наклонившись к самому уху экзекутора, инспектор прошептал с видимым наслаждением:
– Тридцать плетей каждому и ни удара больше! А то знаю я вас! Надеюсь, ты меня понял?!
– Слушаюсь, господин старший инспектор! – упавшим голосом проговорил, вернее, просипел экзекутор. – Тридцать плетей и ни удара больше!
– Вот именно! А после экзекуции сразу же пошлёшь их ко мне! Всех троих! И запомни: они нужны мне в полном здравии, так что дай им по двадцать плетей и будет с них. Уяснил?
– Так точно, господин старший инспектор! – просипел экзекутор ещё более упавшим голосом. – Разрешите идти!
– Иди! Или нет, погоди…
Не договорив, инспектор задумался. Или, скорее, сделал вид, что задумался.
– Ты, вот что… – проговорил он после довольно продолжительного молчания. – Ты их совсем не наказывай, понял?
– Так точно, понял! – машинально проговорил экзекутор… потом до него дошло. – То есть, не совсем понял, господин старший инспектор! Как это, совсем не наказывать?
– А так! – повысил голос инспектор. – Просто пришли их к моему дому в сопровождении конной охраны. И двуколку пускай туда же подгонят. Теперь понял?
– Так точно, понял! – явно повеселевшим голосом проговорил экзекутор. – Всё сделаю, как приказали, можете не сомневаться даже, господин старший инспектор!
– Ну, а понял, так иди, выполняй! И всем остальным передай: пускай уматывают ко всем чертям собачьим, а точнее, по своим рабочим местам!
– Слушаюсь, господин старший инспектор!
Неумело козырнув, экзекутор двинулся по направлению к коллегам, всё ещё не осмеливающимся покидать шеренгу. А инспектор со значительно поднявшимся настроением двинулся в сторону собственного дома.
Алекса он заметил, ещё подходя к калитке. Издавая пронзительные вопли, малыш резвой трусцой бегал по палисаднику, а за ним, не отставая ни на шаг, следовала служанка и что-то почти без умолку говорила, вернее, о чём-то почтительно упрашивала своего воспитанника. Скорее всего, пришло время обеда и послеобеденного сна, но Алекс и слушать обо всём этом не желал. Продолжая вопить, он всё пытался убежать от служанки, а потом, поняв, что это, увы, не в его детских силах, повернулся в её сторону и, подхватив с земли какой-то гибкий прутик, принялся изо всей силы хлестать этим прутиком служанку по рукам, ногам и, вообще, по всему, до чего ухитрялся достать…
Силёнок у Алекса было ещё недостаточно, чтобы удары эти оказались особенно болезненными, и, может, поэтому служанка даже не делала попыток защититься или хотя бы уклониться от них. А может, всё это из-за того лишь, что служанка ещё издали приметила приближающегося инспектора.
Увлёкшись сражением со служанкой, Алекс заметил отца после того лишь, когда тот принялся отворять калитку. И тотчас же бросился ему навстречу, размахивая прутиком, как мечом. Со всего разгону бросился инспектору на шею.
– Папа!
– Ух ты, тяжёлый какой стал! – прижимая к себе сынишку, пробормотал инспектор. – Ну что, идём в дом?
– Не хочу! – замотал головой Алекс. – Там меня мама кормить будет, а потом ещё и спать укладывать!
– А детям нужно хорошо кушать и спать днём, иначе они расти не будут, а ты же у меня умный и хочешь поскорее вырасти! – назидательно проговорил инспектор, шагая вместе с сыном в сторону крыльца. Потом остановился, бросил быстрый взгляд на служанку, склонившуюся в почтительном поклоне. – Иди в дом! Нечего тут лодырничать, коли в доме работы невпроворот!
– Слушаюсь, господин! – прошептала служанка, метнувшись к чёрному ходу.
– Папа, давай накажем её! – закричал Алекс. – Она за мной плохо присматривала!
– Накажем, накажем! – пообещал инспектор, поднимаясь вместе с сыном по скрипучим рассохшимся ступенькам. – Потом…
– Нет, сейчас, сейчас! – закапризничал Алекс. – Розгами накажем! Как в прошлую субботу!
– Хорошо, сынок, розгами накажем! – отворяя дверь и заходя в переднюю, пробормотал инспектор. – Только не сейчас, сейчас пусть она поработает, как следует! Марта, я уже пришёл! – крикнул он, осторожно ссаживая сына на пол.
– Я слышу, дорогой! – сказала жена, не оборачиваясь. Как раз в это время она что-то сердито выговаривала служанке, а потом, размахнувшись, влепила ей звонкую пощёчину.
– Ещё, мама, ещё! – восторженно запищал Алекс. – Ну, пожалуйста! Она меня во дворе обижала! Розгой лупила!
– Вот уж не надо врать! – засмеялся инспектор. – Это ты её розгой лупил, я же видел…
– Я потом лупил, а сначала она! А ещё подзатыльник мне отвесила, вот!
– Подзатыльник?
Инспектор внимательно посмотрел на служанку и та, под его пристальным взглядом, побледнела.
– Это правда?
– Не было этого, господин! Клянусь вам, не было ничего такого!
Голос у служанки был до того дрожащий и испуганный, что, казалось, что она вот-вот в обморок грохнется.
– Ладно, иди! – сказал инспектор и, повернувшись к жене, спросил: – Или ты ей что-то приказала сделать, Марта?
– Ковры пускай выбьет, дрянь ленивая! – со сдержанной злостью отозвалась Марта. – Вот же дал господь служанку – еле поворачивается! И готовить не умеет, самой пришлось за плитой стоять!
И она, не в силах больше сдерживаться, залепила служанке ещё одну пощёчину.
– Ещё, мама, ещё! – повторно запищал Алекс, хлопая в ладони. – Ну, пожалуйста!
– Да, пожалуйста!
После третьей пощёчины служанка, наконец-таки, залилась слезами.
– Не смей плакать, уродина! – топнула ногой Марта. – За ковры и бегом выбивать!
Когда служанка, всхлипывая, покинула переднюю, Марта подошла к мужу и прижалась к нему. Вернее, попыталась прижаться и даже обнять, но инспектор ловко и совершенно необидно от этих объятий смог уклониться. Как-то само собой это у него получилось, вроде как от великой усталости… и Марта, приняв это за основную версию, лишь тихонько вздохнула.
– Я по тебе скучала!
– Ну, вот ещё! – засмеялся комиссар. – Всего-то несколько часов и не виделись…
– Я просто беспокоилась, – пояснила Марта. – Я всегда беспокоюсь, когда ты из дома уходишь. Особенно по вечерам…
По вечерам комиссар уходил часто. Вернее, почти каждый вечер. И вовсе не по делам службы, как он объяснял то жене. Иные были у него вечерние интересы…
Интересно, знает ли Марта о его многочисленных любовных шашнях на стороне? Вернее, догадывается ли? Возможно, и догадывается, просто виду не подаёт?
Вот это инспектору больше всего и нравилось в Марте: умение всегда вести себя так, будто ничего особенного в их семье и не происходило.
– Ну, всё, всё! – прошептал он, подходя к жене и довольно неловко обнимая её за плечи. – Сейчас не вечер, так что беспокоиться и вовсе незачем было!
Марта ничего не ответила, и тогда инспектор наклонился и поцеловал её в шею.
– А я?! А меня?! – завопил Алекс, подскакивая на одной ножке.
– И тебя! – наклонившись, инспектор
